Уважаемые коллеги!
В эти дни Россия хоронит детей — невинных жертв терроризма. К похоронам взрослых мы уже притерпелись, хотя не можем не ужасаться. Теперь терроризм вошел в школу. Еще немного, придет к детской колыбели.
Гражданское общество России, впрочем, как и власть, вопрошает: что делать? И не находит ответа.
В 1989 году мне посчастливилось в этом зале принимать участие в подписании Конвенции о правах ребенка. Делегации разных стран мира, принимавшие ее, были полны надежд. В тот день вечером был прием на самом высоком этаже одной из башен-близнецов. Там я познакомился с послом доброй воли ЮНИСЕФ прекрасной Одри Хэпберн. Теперь, приезжая в Нью-Йорк, я прихожу к котловану, где когда-то возвышались башни, смотрю в пустое небо, пытаюсь угадать место, где стоял когда-то и я, разговаривая с госпожой Хэпберн о детских судьбах, и думаю, грешным делом: хорошо, что эта добрая женщина не увидела зияющей пустоты и не узнала, как терроризм снес башни, погубив тысячи невинных взрослых, и стал силой, убивающей детей.
Итак, что же делать? Об этом спрашивают русские и осетины на краю могил своих сыновей и дочерей, американцы, испанцы, израильтяне — все, кто испытал на себе коготь террора.
Внятного ответа нет, хотя слов достаточно. Меры, конечно, принимаются. Ужесточается контроль. Мы становимся подозрительнее, присматриваемся недоверчиво к беременной женщине — неужели под платьем взрывчатка? Мир становится не добрее, а ожесточеннее, и это, по-своему генерируя, наследуют дети. Озлобившиеся взрослые не могут оставить после себя доброжелательных детей.
Классик русской литературы Федор Достоевский заметил в XIX веке, что никакое, даже самое благое дело, не стоит единой слезы ребенка. Похоже, спустя полтора века, человечество мало переменилось, если слезы детей, особенно чужих, живущих вдали, остаются абстракцией и не задевают сердца.
Гражданское общество России, как и всюду, многообразно.Есть люди, которые соединяются в организации, подобные нашему Российскому детскому фонду. Но есть многие миллионы никем не соединяемых граждан.
Эта масса обладает своим мнением, энергией, инерцией и действует в силу обстоятельств.
Она съежилась, часто — ощетинилась, не доверяя никому. Уходит человеческая открытость. Жестоко звучит, но многие обратились в ничтожность.
Самый яркий пример негласной съеженности — число детей в России. С 1991 по 2004 годы их убавилось на 10 миллионов. Осталось 30 вместо 40 миллионов.
Этому есть статистическое объяснение, но мы считаем, что народ перестал рожать, потому что испугался за судьбы нерожденных детей. Наше мнение подтверждает и тот печальный факт, что в России сейчас 709 тыс. детей-сирот, брошенных родителями. После Второй мировой войны их было 678 тысяч, но то была война. Эти страшные цифры — реальный результат обеднения граждан. Семьи, у которых есть дети и уровень жизни которых ниже уровня прожиточного минимума, составили в 2003 году 50,7 процента, то есть половину всех семей.
На Россию обрушились наркотики: из 3 миллионов наркоманов (по данным общественных организаций) — 20% школьники. Число ВИЧ-инфицированных и больных СПИДом с 1987 года составило 271 тыс. Статистика отмечает 4 тыс. бездомных детей, но общественные организации считают, что в стране около 1 млн беспризорных, впрочем, это не значит, что они бездомные.
Доклады ЮНИСЕФ о положении детей в мире, его социальные мониторинги достоверно регистрируют статус детей в странах бывшего СССР. Однако в них, наверное, из деликатности, не говорится о духовной причине ухудшения уровня детского мира. А это моральная деградация родителей, их экономическая немощь, профессиональная неадекватность, ощущение жизненного поражения.
В России больше 400 тыс. общественных организаций, но законы не способствуют их работе. К примеру, ребенок, получающий от нас финансовую помощь, независимо от возраста, должен платить государству подоходный налог. Очень часто мы находимся в условиях законодательного абсурда.
Наш Президент нередко говорит о гражданском обществе. Бывают различные конференции. Есть попытки управлять общественными организациями. Но все это на административном, а не на смысловом уровне.
Наш Фонд существует 17 лет. И за эти годы мы собрали средства и помогли детям примерно на 170 млн долларов. Это самый серьезный показатель в стране.
Президент лично, и не раз, поддержал нашу программу «Семейные детские дома» для сирот. Однако ей противится чиновничество от образования. Ситуация парадоксальна — Президент поддерживает, а чиновники сопротивляются.
Среди наших программ операции детям с пороками сердца. Многие из них сделаны бесплатно в США — спасибо за это нашим американским партнерам: ведь буквально от смерти мы спасли здесь 550 детей. Теперь проект перенесен в Россию.
Вместе с супругой нашего Президента мы помогли всем младенцам, живущим в домах ребенка женских колоний России. Работаем и в Чечне, перевезли в московские клиники и организовали лечение 500 больных детей, в том числе раненных там.
Я начал со слов о гибели детей от терроризма. С того, что многие испытывают глубокую подавленность, и мы не знаем ответа на вопрос — что делать.
Ответ, надеюсь, только в одном — в человеческом объединении. Будущее не за подозрительностью одного человека к другому.
Что же касается NGO, то могу сказать только спасибо Организации Объединенных Наций, что она нас соединяет.
Комментариев: 0
Оставить комментарий