ПОСОЛЕНО СЛЕЗАМИ, УЖЕ ВЫПЛАКАННЫМИ. ОБДУМАНО ДУМАМИ, УЖЕ ВЫСТРАДАННЫМИ

29 января «Российская газета» опубликовала письмо пенсионерки Лаврентьевой Раисы Васильевны с призывом совместными усилиями России и Белоруссии осуществить давнюю идею — соорудить мемориал в честь детей, совершивших ратные и трудовые подвиги в годы Великой Отечественной войны. Прокомментировать это письмо — а ведь мы накануне 55-летия Великой победы — «Российская газета» попросила писателя, председателя Российского детского фонда Альберта Анатольевича Лиханова.

Прежде всего, полностью присоединяюсь к Вашему письму, уважаемая Раиса Васильевна. Памятник жертвам войны нужен. Но еще нужнее и важнее память об этих детях, о тех, кто рожден за пять, за десять лет до прошлой войны — и чуточку пораньше и кто по возрасту своему в армию не призывался, но разделил всей страстью своего беспорочного сердца страдания своих родных и своей державы.
Поколение 1929–1939 годов — те, кто помладше, хоть испытали коготь войны, но испытали это неосознанно, а детство, как известно, не умеет сравнивать, — к сегодняшним дням практически выбито из жизни, сильно истоньшилось.
Выбито потому, что по возрасту своему оказалось в пенсионерах, государственных иждивенцах, хотя пенсией сегодня сыт не будешь, и все, кто способен, снова взялись за дело, не всегда их достойное — роются по помойкам, служат дворниками, а то и просто побираются.
Истоньшилось потому, что еще в нежном возрасте убито на войне, измочалено на фашистской каторге, изведено ленинградской блокадой, исчезло от голода и тифа в глубоком, может быть, тылу. А из тех, кто выжил, до пенсии добрались немногие.
Государственная статистика может дать точную цифру каждого поколения только в результате всеобщей переписи, а ее давно не было — и не скоро, похоже, будет, — так вот, я берусь утверждать, что слой тех, кто был детьми в военное время, стал до прозрачности тонок на радость Ирине Хакамаде, которая однажды сподобилась не на ею, конечно, сформулированное: мол, реформы примут только новые, не испорченные социалистическим прошлым, генерации, так что просто надо дождаться, пока элементарно вымрут эти нынешние пенсионеры. А это значит — дети войны и их родители, солдаты прошлой войны.
Что ж, ждать осталось немного. Родители уже почти вымерли, остался тоненький пласт их детей, племя, погибавшее, работавшее в силу своих возможностей и даже воевавшее.
Однако хочу сообщить Хакамаде — что же за мама, которая ее родила, а главное, воспитала? — чего она наверняка не знает: какой-то западный ученый (запись цитаты этой мной, к сожалению, утрачена), анализируя итоги I мировой войны — было это где-то в тридцатых годах — сказал примерно так: всякая новая война начинается после того, как умрет последний непосредственный ее участник. И оказался прав в прогнозе II мировой. Не приближаемся ли к третьей?
Впрочем, многие утверждают, что она уже в самом разгаре, а иные и радуются, что мы ее проиграли — зато все в магазинах есть. Не важно, что это «есть» купить не на что.
Наверное, это и есть практическая стратегия тех, кого озвучивает Хакамада? Впрочем, Бог с ней. Ее разнузданная откровенность, далекая от элементарной человечности и цивилизованности, просто наиболее оголтелая часть самоуничижительного пересмотра недавней истории. Телевидение напропалую крутит американские документальные фильмы, где победителями мировой войны объявляются исключительно США. Доморощенные историки абсолютно спокойно ставят знак равенства между Сталиным и Гитлером. Кому-то неймется свергнуть с постамента героя маршала Жукова. И этому бесстыдному прессингу, в сущности, нет никакого отпора.
Да, чего-то там подкидывают к пенсии немногим оставшимся участникам войны, но правда не в этих ничтожных подачках, а в том, что записал в своей книжке бывший начальник внешней разведки страны Леонид Шабаршин: «9 мая. Ветеран подобен бумажному рублю — помят и никчемен». А теперь вот и бумажных рублей не стало.
12 лет назад наш Детский фонд обратился к правительству, союзному тогда, установить статус — бывший малолетний узник фашистских концлагерей и гетто, распространить на этих людей социальные льготы, предусмотренные для участников войны, создать комиссию по подтверждению свидетельств пребывания детей в лагерях, наконец, наградить тех бывших детей медалью «За победу над Германией».
Все это удалось сделать. Позже и российское правительство подтвердило статус малолетнего узника, но всерьез все-таки к участникам войны пострадавших детей не приравняли. Медалью не наградили, но зато началась великая и постыдная свалка при раздаче немецких денег, так называемой компенсации за страдания, когда одним дали, другим не дали по несколько сот дойчмарок, Господи, прости... Дело чести обернулось пошлым, с унижениями, дележом, наш Фонд отошел в сторону...
Я это пишу не для того, чтобы кого-то укорить, нет. Меня поражает превращение памяти о войне, памяти о страданиях советских людей во что-то бытовое, материальное — и только. Меня поражает — и не дает согласиться — умерщвление памяти героической.
Ведь ставя знак равенства между Гитлером и Сталиным, фальсификаторы истории и правды ставят знак равенства между фашистской Германией и Советским Союзом, между страной защищающейся, между армией уничтожающей — вспомним хотя бы Освенцим! — и армией освобождающей.
Можно сколько угодно спорить о жертвах, но жертвы принесены, и теперь прямое бесчестие глумиться над ними, расставляя эти срамные знаки равенства.
Мне могут заметить, что все это далековато от детских душ.
О, нет! В самый аккурат! Поглядите, без особой пристальности, десяток американских фильмов — любых, подряд. Вот где серьезное и военное, и патриотическое воспитание. Положительный персонаж — непременно герой, и герой справедливый. Без звездно-полосатого флага нет ни одного, даже полицейского фильма. Многие картины — о героях реальных, как, например, осознавший свою неправду и перешедший на сторону властей перевозчик наркотиков из фильма П.Янга «Двойной обман». Это подлинный герой и патриот, погибающий за правое дело.
Словом, все героическое, если верить российскому ТV, сосредоточено в США. Но есть ли героика в России? Начисто отсутствует! Если и покажут какой-нибудь древний фильмец — так просто для смеху. Сейчас так не одеваются, не говорят, не думают. Древняя история. Отечественная война выглядит как далекое и невзаправдашнее прошлое. Сейчас качки с растопыренными пальцами и «макаровыми» под мышкой — вот крайняя степень силы и почитания.
Ценности перевернуты. То, что вчера было добром, сегодня превращено в беспомощность, то, что вчера было низкопробным, стало первоклассным. Цели жизни превращены в мутную, размытую, ничем не обеспеченную мечту отроков о деньгах, точнее, о долларах, достичь которой можно сегодня не с помощью собственных способностей, знаний, образования, а лишь при поддержке —
а) состоятельных или со связями родителей; б) приобщения к клану, чаще всего криминальному.
И это целеполагание формируется, точнее, зомбируется сегодня «поверх голов» — поверх власти, учителей, родителей — напрямую экраном, нравственно переориентированным, и разговорами в среде сверстников, сегодня никем и ничем не управляемой.
Спросите нынешних семиклассников — в отсутствии взрослых — хотят ли они стать героями, если не побоитесь оказаться в смешном положении: они расхохочутся. Ну а всерьез, отошлют вопрос обратно: какими героями? в чем? во имя кого и чего? И ведь они правы!
Больше того: третьей мировой войны не будет. Явись вот сегодня Гитлер во сне, дурном и страшном, или высадись иностранный десант, — им некому воспротивиться. Или почти некому. В России, в Москве, во всяком случае, большинство молодых выйдет если и не приветствовать их, то, по крайней мере, полюбопытствовать. Я даже не говорю о сопротивляемости агрессии — просто о смысле и духе действий.
Из ничего ничего не получается. Не помня прошлого, нечего кроить будущее, а оно ведь может оказаться всяким.
Увы, Раиса Васильевна, открытками с портретами героев прошлой войны уже не поможешь. Нынешние дети, я говорю о городской массе, уже как следует оторваны от нашей истории. Детский фонд учредил новую программу «Детская библиотека» и основательно помогает многим из них, не имеющим денег на комплектование, так что ко мне часто заходят директора детских библиотек — сплошь женщины, есть молодые. Они доподлинно знают, что спрашивают дети. Ну, то, что в школе требуют, — предметную литературу. А для души — не «Трех мушкетеров», не «Двух капитанов», не «Спартака», к сожалению. И не книги про войну. А детские детективы — вот какой тихий и пустой жанр вымыл в культурной почве свои ходы и ниши. Чаще всего, детективы эти — дешевый литературный суррогат — дешевле, ясное дело, чем взрослый, которого уже море разливанное.
Так что вместе со сменой книг, фильмов, героев, мы утрачиваем достоинство, и не какое-то там возвышенное национальное, а элементарно человеческое. Утрачиваем то, что раньше именовалось связью поколений — ведь даже в рамках семьи происходит раскол и отчуждение: слова и цели старших расходятся с целями и мечтами младших все основательнее, и молодые, как чаще всего бывает, уверены, что уж они-то станут жить лучше и добьются большего, чем старики. Ан — ошибутся! И тоже как чаще всего бывает! Зато сколько и чего потеряют!
На мое детство пришлась великая и страшная война. Я жил и рос в тылу, в Кирове, и меня, по счастью, обнесло: отца моего дважды ранило, но он, отшагав всю войну, вернулся, остался жив. Я был мал летами, не точил снарядные болванки на заводе, но зато ходил с детскими концертами по госпиталям и видел искалеченных войной людей. Мое детское сердце было до краев переполнено состраданием, и так жил не только я один. У многих моих товарищей, пожалуй, у большинства, отцы погибали, и я знал отлично, что такое похоронка, как она переворачивает детскую жизнь, и все четыре года существовал с сердечным замиранием: только бы обнесло. Я страдал за отца, я бесконечно думал о нем, и этого, думаю, уже было немало, чтобы построить свою собственную жизнь не только в думах о себе, но и еще о ком-то и о чем-то. Поначалу о родителях, о деле, которому учился, о целях, которые объединяли многих.
Пусть это звучит как бы нескромно — а что сейчас? Какое такое у нас у всех общее дело? Какая цель у власти? Что такое отечество? Кого оно защитило? Расхождение государства, то есть власти, общества, то есть единства людей, и человека, соединенного в семьи, все основательнее, бесповоротнее и враждебнее. Власть — какие бы цели она ни преследовала — совершила стратегическую глупость, разрушив комсомол и пионерию и не создав вместо них других молодежных и детских организаций, например, скаутских. Как-то даже унизительно объяснять, что практически во всех странах мира такие организации есть, поддерживаются правительствами, деньгами, ибо дети и подростки должны хотя бы учиться организации — не говоря об идеях и исторических традициях.
Героизм прошлого дотаптывается, в Латвии посадили старого партизана за то, что воевал с фашистами, — и Россия молчит. Она будто в глубоком обмороке, забывшая про свою славу.
Но чего страшится власть? Почему забыла не о своем, а о нашем, обычных людей, достоинстве? Почему позволяется охаивать достойное прошлое? Почему внушается всем, и детям, прежде всего, что жизнь, отданная за Родину в прошлой войне, — напрасная жертва. Ведь у всякого сомнения есть продолжение: если жертвы не нужны, предательство не просто извинимо, а достойно, сотрудничество с захватчиками — правое дело, а такие понятия, как Отечество, Родина, мужество, — мыльные пузыри.
Возможно ли такое помыслить даже было — во все нелегкие века русской истории? И к чему же нас ведут, если не привели?
Что же, спросите, делать? Сложить руки?
Нет, конечно. Да наше, пропущенное, истонченное войной, страданиями, временем поколение и не сидит сложа руки: каждый, как может, я думаю, защищает наше минувшее детство, наши заповедные детские мечты, наше великое единство — между старшими и младшими, между сильными и слабыми. Конечно, давайте соберем деньги на памятник, переиздадим книги о войне и выпустим открытки, встретимся с детьми и попытаемся передать им наши беспокойства. Все это вместе должно быть не просто соединено, но еще и осмыслено, посолено слезами, нами уже выплаканными, обдумано думами, уже выстраданными.
Единственное, чем мы не владеем, увы, так это властью, а другими словами — реальными возможностями. Дети солдат, мы так и остались народом, не выдвинув из своих рядов лидера, познавшего и превозмогшего страдания минувшей войны.
Не зря же: пропущенное поколение.