Ну вот — уже и 20 лет спустя! Полный Дюма! С одним, впрочем, существенным отличием — наши приключения не столь ярки и сюжетны, как у великого француза. Они, скорее, медлительны, и для людей поспешно мыслящих или просто равнодушных и вовсе даже не приключенческие, а — так, кропотливая, порой, скучная возня — ведь помощь бедному, больному, страждущему ребенку не может быть в век нынешних совершенств выглядеть как ск’ачки на конях, придворные интриги или сражение на шпагах.
Да, шпаги ржавеют в музейных ножнах, но сражение за жизни, увы, по-прежнему — да с новым смыслом — выглядят как опасные стычки. Вот маленький пример, всего один из немалых тысяч.
Мальчик-сирота, растущий в молдавском семейном детском доме, который создал наш Фонд, страдал врожденным дефектом, неприятной инвалидностью: одна нога намного короче другой. Это когда-то, в благословленные дни начала нашего Фонда, хватило одного телефонного звонка знаменитому хирургу Гавриилу Илизарову в Курган — и проблема мигом решилась бы — так, впрочем, тогда не раз и случалось. Но теперь этот мальчик — гражданин другой страны. И денег нет ни у него, ни у семьи, которая его — поклон за это! — не бросила, ни, похоже, у государства по имени Молдова, а сложное, состоящее из цепи операций, лечение в клинике имени теперь покойного Гавриила Илизарова — стоит денег, и больших.
Но у мальчика есть одно право — ничтожное и великое сразу. Он — сирота. При слове этом должны бы открываться все карманы, отворяться все уши, истекать слезами глаза, и все руки всех людей — неважно, президенты они, банкиры или обычные люди с малыми своими зарплатами, которых и на еду-то свою не хватает. Сирота — жертва, наша общая вина, хотя лично ты, я, она в этом совсем не повинны.
Не обязательно соединенные хоть в какую-нибудь общность — государство, клуб, семью — каждый человек, каждая, отдельно взятая совесть не просто могут быть, а должны быть растворены, как окна доброго жилища, к чужой, особенно, детской беде. Растворены, обращены должны мы быть к бедам чужим, и наша совесть, незримая миру энергия, именно должна быть направлена к этим бедам, чтобы выстроить незримый, но реальный мир взаимной помощи, без которой, как без чувства совести и действенного сострадания чужой беде все мы — просто тварный мир, ничуть не отличимый от мира животного.
За того сироту из Молдавии сперва сражалась его приемная мать. Когда силы ее истощились, она написала в Фонд. Скоро сказка сказывается, да нелегко дело делается.
Поиск денег — а их требовалось немало — и превратился почти что в романное — по Дюма — действо. И скачки были — не на конях, так по ухабам
нашего бюрократического бездорожья. И вопли о помощи, которых почти никто не услышал — о, бедная, становящаяся почти глухонемой Россия! И все-таки благополучный финал, и победа: на столе у меня письмо нынешнего директора Илизаровского центра со словами благодарности за помощь нашему невзрослому никому не нужному — и все-таки нужному! — сироте. Спасибо за спасибо, конечно же, но как печально, что новые границы разделяют народы, и помощь идет с трудом, превозмогая свою слабость, что благотворительность, увы, из сил выбивается, дабы одолеть это превеликое множество разделений и заборов — и между государствами, и между властями, ведомствами, чинами. И что все реже слышим отзыв сердца, жаждущего помочь.
Это похоже на затихающий пульс, на вс е реже слышимый стук сердца — только не одного человека — всего нашего общества. Я не имею в виду богатых, своими благодеяниями отмывающих грехи свои тяжкие.
В дни, когда пишутся эти строки, органы образования, пытаясь разом и оптом ликвидировать сиротство в России, заявили о своем решении раздавать каждый год по 120 тысяч детей сирот гражданам. Идея теоретически благая, но практически способная обернуться результатом прямо противоположным, потому что граждан-то этих соблазняют не высокой целью, не совестной готовностью исполнить тяжелый — очень тяжелый! — социальный труд, с которым не справляются детдома, а деньгами!
Самое ошибочное упование ныне власть предержащих состоит в том, что деньги решают все. Вульгарная, индивидуалистическая, не русская мысль! И она приведет к краху, однако предупреждение об этом Детского фонда, сказанное не раз, открыто, публично, громко — не услышано. Как не услышано предупреждение, что Россию ждет беда, если будут в массовом порядке прихлопнуты малокомплектные школы в дальних деревнях. Ведь очевидно, жизнь там умрет окончательно, если умолкнут — и ведь навсегда! — детские голоса.
Все это серьезные печали. Они приводят к печальному же выводу — решение принимают дилетанты. Плохо, когда голос общества не слышен — не того общества, которое приближено к власти, а того, которое имеет свои аргументы, свой опыт, и свое видение процессов.
И все же нельзя не сказать, что ничто не происходит.
Детский фонд относит к своим заслугам, что положение детства в стране, после многих наших призывов и воплей начинает меняться. Всегда ли в лучшую сторону — это не факт. Как говорится, поживем — увидим. Но уж слишком крепко и долго оставался в нетях мир детства и слава Богу, что теперь все зашевелилось, задвигалось.
То ли впрямую, то ли подспудно, услышано наше предупреждение: если государство не займется всерьез детским миром, он, этот детский мир, заброшенный, запущенный, безрадостный, способен опрокинуть корабль государственности.
Двадцать лет Детскому фонду. Двадцать лет веры, любви, надежды. Двадцать лет сострадания малым сим, крика про малых сих, предупреждения обществу и власти о малых сих.
Я уже писал: мы работаем на опасном обрыве возле бездонной ямы детских бед. Эту яму не засыплешь ни деньгами, ни прахом, ни, даже, любовью.
Но любовь — единственное спасение, которое, будучи оснащено ресурсами и возвышено самопожертвованием и всеобщей совестностью, спасет и защитит страждущее детство.
Государству давно бы должно понять: добровольцы детства — может быть, и его оппоненты, но не враги, не противники.
Государство! Разгляди нас, наконец, ведь мы, кого теперь называют «гражданским обществом», а на самое деле — неравнодушные и совестные граждане твои, не раз принесли тебе пользу.
Кажется, Наполеон сказал: «Государство — это я». Детский фонд — не родня наполеонам разных стран и эпох. Но и мы имеем право возгласить: государство, это и мы тоже, те, кто служит детству!
И если государство — это власть, сила, ресурсы, то мы — олицетворенная любовь его, неравнодушие, вообще — чувство человеческое.
Как важно, чтобы чувство человеческое было доброта и любовь.
Комментариев: 0
Оставить комментарий